Zarя russkoй ženšinы : эtюdы

122 И. Е. Забѣлина. Онъ полагалъ, что городища вмѣщали въ себѣ не только капища (Ходаковскій), не только укрѣпленные временные лагери (Леонтовнчъ), ни тѣмъ болѣе только жилыя крѣпости общественныхъ союзовъ (Самоквасовъ), но и капища, и стоянки, и жилье. „Въ 17 столѣтіи, — говоритъ Забѣлинъ, — въ Устюжской сторонѣ подобные городки существовали еще живьемъ, рубленые въ клѣтки или ставленые острогомъ стоячимъ, въ родѣ тына. Эти городки устраивались только для осаднаго времени въ каждой волости. Постоянными ихъ жителями бывали только церковники, потому что въ каждомъ городкѣ находилась церковь, такъ что и самый городокъ существовалъ какъ бы для охраны этой волостной приходской церкви. Это обстоятельство заставляетъ предполагать, что и въ языческое время въ городкахъ не послѣднее мѣсто отдавалось языческому капищу, почему мнѣніе Ходаковскаго о богослужебномъ значеніи городковъ имѣетъ основаніе и ни въ какомъ случаѣ не можетъ быть совсѣмъ отвергнуто". (Ист. р. жизни. 1. 583). Ключевскій указывалъ, что малыя площади городищъ противорѣчатъ широкому назначенію, какъ военному, такъ и, казалось бы, культовому. Но кто наблюдалъ бытъ, напр., инородцевъ-тюрковъ Минусинской степи, тотъ вспомнитъ, какъ ничтожно мало мѣста нужно для ихъ религіозныхъ рукотворныхъ святынь и какъ первобытно просто устраиваются эти послѣднія. Такъ что, какъ бы ни тѣснился финнскій лѣсной родъ на своемъ маленькомъ городищѣ, хотя бы даже однодворномъ, но уголъ то для своего родового культа онъ, конечно, всегда отводилъ. Тѣмъ болѣе, что рукотворный символъ отнюдь не главная сила тюркскаго культа: „тбсы" минусинскихъ степовиковъ-шаманистовъ (по скольку они уцѣлѣли отъ пропаганды христіанской, мусульманской и ламаитской) не болѣе, какъ домашніе суррогаты божества, вродѣ иконъ въ пониманіи темной деревенской бабы.