Zarя russkoй ženšinы : эtюdы

157 ванныхъ классовъ. Въ дѣйствительности, костюмъ этотъ, за весьма рѣдкими исключеніями, былъ не болѣе, какъ безвкусно искажающею стилизаціей мордовскаго, черемисскаго и пр. тюркофинно-инородческихъ мотивовъ, да еще и въ смѣси съ украинскимъ шитьемъ. 3. Русскія былины и сказки, по позднему своему про исхожденію, уже не знаютъ эндогамизмз торжествующаго и крѣпкаго. Напротивъ, какъ уже сказано въ на* чалѣ этюда, русскій эпосъ глубоко запечатлѣвъ слѣдами энергической борьбы общества, упрочившагося въ эксогаміи, съ отжившею свое время стариною „птичьяго грѣха". Кровосмѣсителей истребляютъ, кровосмѣсители, въ стыдѣ и отчаяніи, прекращаютъ свою, осквернѣнную грѣхомъ, жизнь самоубійствомъ. Въ то время, какъ въ Вользунга Сагѣ кровосмѣшеніе нимало не пятнаетъ знаменитаго рода и не вызываетъ ни съ чьей стороны отвращенія, Ильѣ Муромцу звѣринскій обычай Со* ловья Разбойника „за досаду показался. Вынималъ онъ свою саблю вострую, прирубилъ у Соловья всѣхъ дѣтушекъ". (Ор. Миллеръ. Илья Мур.). Пройдетъ н'ѣсколько вѣковъ, и уже не богатыри-просвѣтители, а сами разбойники будутъ приходить въ ужасъ и отчаяніе отъ сознанія, что они впали въ кровосмѣсительный грѣхъ, хотя бы лишь ошибкою по невѣдѣнію. Такова очень поздняя (не ранѣе XVI — XVII вѣка) пѣсня о „Девяти братьяхъ и сестрѣ", записанная Рыбниковымъ (IV. 99. № 19) въ Повѣнецкомъ уѣздѣ. Какъ у вдовушки было у пашицы Что-ль девять сынковъ и одинака дочь. Что-ль девять сынковъ возрастать стали, Возрастать стали да вдругъ повыросли, Вдругъ повыросли да въ разбой пошли Во тую ли во шайку да во разбойницку.