Zarя russkoй ženšinы : эtюdы

160 — А того ли батюшка попа Ростовскаго- Соскакивалъ Алеша съ добра коня, Падалъ коню во праву ногу: „Спасибо тебѣ, батюшка, добрый конь! „Я думалъ получить себѣ обручницу, „Обручницу подвѣнечницу, „А выручилъ родну сестрину". Заскакивалъ Алеша на добра коня, Побѣжалъ онъ къ своему батюшкѣ, Что къ тому ли попу Ростовскому. (Кир. II. 82). Рыбниковская запись о девяти братьяхъ и сестрѣ представляется мнѣ интереснѣйшею другихъ потому, что доводитъ драму до конца. Обыкновенно ея преступное развитіе пресѣкается на половинѣ: разбойники (или разбойникъ) убиваютъ зятя, но во время узнаютъ сестру, чтобы избѣжать грѣха, о которомъ въ народное сознаніе уже вошло, что онъ тяжелѣе грабежа и убійства.. „Какъ былъ я живъ, — разсказываетъ благодѣтельный мертвецъ въ мурманской сказкѣ, — завелъ я всякимъ безпутствомъ заниматься, до того дошелъ, что съ родною сестрой любовь свелъ, а когда она отъ меня поносъ понесла, то я со стыда ушелъ на Грумантъ (Шпицбергенъ) безъ матерня благословенія. За это матушка прокляла меня такою клятвой, что меня мать сыра земля не принимаетъ". (Рыбн. ІѴ. 233). Не смотря на явно христіанскую учительную мораль всѣхъ подобныхъ сказаній, было бы слишкомъ узко объяснять ихъ нарожденіе и развитіе въ народѣ только смѣною языческой семьи христіанскою. Конечно, церковь приложила всѣ средства своего воздѣйствія, чтобы отвлекать новообращенную паству отъ владѣвшихъ ею кровосмѣсительныхъ нравовъ, на которые прозрачно намекаетъ начальный лѣтописецъ. Памятники этой благочестивой пропаганды — легенды и романы о