Zarя russkoй ženšinы : эtюdы

168 показываетъ, насколько нравственному чувству новокрещенкой Руси, которая сложила сказку, чуждо было понятіе о христіанской семьѣ. Попъ, согласный обвѣнчать брата съ родной сестрою, не представлялся сказочнику явленіемъ нелѣпымъ и невѣроятнымъ, потому что, конечно, попалъ въ древнюю сказку позднѣйшимъ привносомъ, какъ ритуальный замѣститель главы рода или большака семьи, для которыхъ благословлять подобные союзы было не въ диковину. Вѣдь сказка съ того и начинается: братъ не по своей волѣ хочетъ жениться на сестрѣ, но ему отецъ и мать приказали. Тутъ, какъ въ мордовской пѣснѣ объ Улѣ, не капризъ влюбленнаго жениха требуетъ кровосмѣшенія, но консервативный расчетъ рода, твердаго въ эндогамическомъ преданіи, Царевичъ долженъ жениться на сестрѣ не при жизни родителей, но — „когда они умрутъ". То есть, значитъ, когда онъ самъ сдѣлается царемъ, — главою рода или, принимая во вниманіе широкій титулъ, цѣлаго племени. Родъ или племя упорстствовали въ эндогаміи, и отъ новаго главы ждется, что, по завѣту родителей, сынъ сохранитъ наслѣдственную эндогамическую традицію (заколебавшуюся, что показываютъ попъ, вѣнчальный обрядъ, да и все христіанскиполемическое содержаніе сказки), какъ хранилъ ее союзъ отца и матери, женатыхъ, по всей вѣроятности, тоже въ какой нибудь близкой степени родства. Въ малороссійскомъ варіантѣ хорватской сказки „о томъ, какъ отецъ хотѣлъ жениться на дочери" смѣшеніе понятій эндогамической древности и христіанскаго новшества еще глубже. Здѣсь въ роли жениха своей дочери выступаетъ самъ попъ\ „Як був соби пип да попадя, та була в их одна дочка. Як вмерла попадя, пип и каже дочци: „А ну, дочко! убирайся, пидем винчатьця". („Свиной чехолъ". Аф. № 161). Въ великорусскихъ пересказахъ, вмѣсто попа, на сценѣ то „великій князь", то купецъ.