Zarя russkoй ženšinы : эtюdы

171 сидисы сбылись. Поцѣлованный сестрою, Цванъ Царевичъ забываетъ жену; бракъ, заключенный на чужбинѣ, теряетъ свою силу, оказывается несостоятельнымъ. И „черезъ мѣсяцъ его посватали" (разумѣй: въ нѣдрахъ своего рода) и стали свадьбу готовить. Можетъ быть, даже именно съ тою сестрою, которая его поцѣловала. Это не праздное предположеніе на удачу; оно вытекаетъ изъ важной подробности въ другихъ варіантахъ сказки. Сестры Ивана Царевича видятъ Василису Премудрую — одна въ колодцѣ, другая въ рѣкѣ, и каждая принимаетъ ее з.г свое отраженіе. Значитъ, здѣсь мы опять на томъ же порогѣ, какъ въ сказкѣ о ДанилѣГоворилѣ: жена такъ похожа на сестру, что достойна войти въ родъ, какъ замгостительница сестры въ союзгъ съ братомъ. И, когда дѣло обернулось счастливо, глубоко знаменателенъ конецъ сказки именно въ украинскомъ варіантѣ. Иванъ Царевичъ „усе згадав, познав свою жинку, прибиг до нея, став іи циловать, и просить батька своего, щоб их повинчали". То есть: по обычаю рода, — приняли бы его жену-чужеродку въ свой родъ, а отъ женитьбы на кровной женщинѣ своего рода его бы уволили. Сказка о купцѣ-кровосмѣсителѣ, погубившемъ свою дочь, замѣчательна по смѣшенію древнѣйшихъ миѳологическихъ представленій съ вліяніемъ новой христіанской культуры, которая здѣсь уже вполнѣ побѣдоносна и затушевала покладистую языческую старину. Тутъ въ сужденіи о кровосмѣсительныхъ отношеніяхъ уже нѣтъ никакихъ компромиссовъ, и, само собою разумѣется, не поднимается вопроса о возможности покрыть ихъ вѣнчальнымъ обрядомъ. „Обуяла его (купца) нечистая любовь, приходитъ онъ къ родной дочери и говоритъ: „Твори со мной ѵргъхъ!" Она залилась слезами, долго его уговаривалаумоляла; нѣтъ, ничего не слушаетъ: „Коли не согласишься, говоритъ, сейчасъ порѣшу твою жизнь!" И со¬