Zarя russkoй ženšinы : эtюdы

178 щается,но это—христіанскій, монашескій, ане бытовой протестъ. У волжскихъ инородцевъ, наслѣдниковъ Хазарскаго и Болгарскаго царства, въ которыхъ государи и высшее сословіе исповѣдовали іудаизмъ, а потомъ, на смѣну ему, пришелъ исламъ, левиратное существо брака могло только укрѣпиться и развиться, подтвержденное религіознымъ закономъ. (Для черемисовъ см. Зтігпоѵ. 118, для мордвы — 337 — 340). Съ тончайшею подробностью выработаны левиратныя отношенія (по адату и шаріату) у киргизовъ, равно какъ и все обычное брачное право въ свойствѣ (Гродековъ. 28 — 30. 85 — 87). Въ мужниной роднѣ баба-чужеродка, если судить по пѣснямъ, ладитъ сравнительно недурно, а то и совсѣмъ хорошо, съ братомъ мужа, деверемъ, не смотря на то, что въ пѣсняхъ же деверь является, обыкновенно, съ постояннымъ эпитетомъ „насмѣшника". Взойди, взойди, солнце, не низко — высоко. Зайди, милый братецъ, ко сестрицѣ въ гости, Спроси, милый братецъ, про ея здоровье... — „Здорова ли, сестрица, здорова ли, родная?" — Родимый мой братецъ, не очень здорова. Есть четыре горя, пятая кручина; Пятая кручина меня сокрушила... Какъ первое горе — свекоръ мой журливый; А другое горе — свекровь кропотлива; Какъ третіе горе — деверекъ насмѣшникъ; Четвертое горе — золовка смутьянка; Пятая кручина — мужъ жену не любитъ. Во множествѣ пѣсень деверь — пріятель молодой невѣстки и укрыватель ея гулевыхъ грѣшковъ. „Деверь невѣсткѣ обычный другъ". „У деверя съ невѣсткой не великъ перекликъ". (Иллюстровъ. Даль). Замужняя женщина, въ спорѣ съ другою, похваляется деверемъ: „Мой деверёкъ братокъ, не твоему девериіцу чета".