Bogomolьe

106 А это наши Васильевскіе пѣвчіе, въ елкахъ спятъ,, кто куда головой, — подъ Мытищами ихъ видали: Ломшаковъ и Батыринъ съ Костиковымъ. Дьяконъ шутитъ: — На тропаряхъ — на ирмосахъ такъ и катятся всю дорогу, въ рай прямо угодятъ! Дьяконица все головой качаетъ и отнимаетъ у дьякона графинчикъ: — Самъ-то не угоди! Пожалѣли мы ихъ, поохали. Конечно, не намъ судить, а всетаки бы посдержаться надо. Ломшачокъ только-только изъ больницы выписался, — прямо, у смерти вырвался. Дьяконъ Горкину бѣлорыбицы въ ротъ суетъ, кричитъ: — Ни-почемъ безъ угощенья не отпущу! Ужъ дяконица его смирила: — Да отецъ... да народъ, вѣдь, смотритъ! да постыдись! ., Только бы уйти впору, а она разспрашиваетъ, не случилось ли чего въ дорогѣ, — вонъ, говорятъ, у Рахманова щепетилыцикъ купца зарѣзалъ, и мѣсто они видали, трава замята, — лавочникъ говорилъ. Ну, мы ей разсказали, что это неправда все, а въ Посадѣ одинъ зарѣзался. А она все боялась, какъ въ лѣсу-то заночевали, да дождикъ еще пошелъ. Дьяконъ-то, хоть и очень сильный, а спитъ, какъ мертвый: за ноги уволокутъ — и не услышитъ. И что же еще, оказывается Говоритъ — двухъ воровъ въ Яузѣ парень одинъ топилъ, лаковы сапоги съ соннаго съ него сняли . . . ну, нагналъ, отбилъ сапоги, а ихъ въ Яузу покидалъ, насилу выплыли. Народъ по дорогѣ говорилъ, — видали сами . Ну, мы ей разсказали, какъ было дѣло, что это самый вотъ этотъ Ѳедя богохульниковъ въ рѣчкѣ на казалъ, а лаковы сапоги разслабному пареньку пожертвовалъ. Дьяконица стала его хвалить, стала имъ лю боваться, а Ѳедя ни словечка не выговоритъ. Дьякон ъ. его расцѣловалъ, сказалъ: