Bogomolьe

142 ба, пахнущаго какъ-будто пряникомъ. Говоритъ — „заходите завтра, сладкимъ-сыченымъ угощуМы ѣдимъ хлѣбъ и смотримъ, какъ Саня съ другимъ монашкомъ помѣшиваютъ веселками въ низкихъ кадкахъ, — разводятъ квасъ. И будто въ церкви: висятъ на стѣнѣ широкія иконы, горятъ лампады. Квасъ здѣсь особенный, троицкій, — священный, благословлёный: отецъ квасникъ креститъ и кадки, и веселки, когда разводятъ, и когда затираютъ — креститъ. Оттого-то и пахнетъ пряникомъ. Отецъ спрашиваетъ, — доволенъ ли онъ Саней. Квасникъ говоритъ: — Ничего, трудится во славу Божію... такой ретивый, на досточкѣ спитъ, ночью встаетъ молиться, поклонники бьетъ. Велитъ Трифонычу снести поклонникъ, хорошо его знаетъ, какъ же: — Земляки съ Трифонычемъ мы, съ-подъ Переяславля ... у меня и торговлишка была, квасомъ вотъ торговалъ. А теперь вотъ какая у меня закваска... Господа Бога ради, для братіи, и всѣхъ православныхъ христіанъ. Такой онъ ласковый старичокъ, такъ онъ весь свѣтится, — словно ужъ онъ святой. Отецъ говоритъ: — Душа радуется смотрѣть на васъ... откуда вы такіе беретесь? А старичокъ смѣется: — А Господь затираетъ ... такой ужъ квасокъ творитъ. Да только мы квасокъ-то неважный, ки-ислыйкислый... намъ до перваго сорту далеко. Оба они смѣются, а я не понимаю: какой квасокъ .. ? Отецъ говоритъ: — Плохіе мы съ тобой молельщики, на гостиницу пойдемъ лучше. Несетъ меня мимо колокольни. Она звонитъ теперь легкимъ, веселымъ перезвономъ.