Bogomolьe

81 Но я не могу заснуть. А онъ все молится. — Не спишь все.. . Ну, иди ко мнѣ, поддевочкой укрою. Согрѣешься — и заснешь. Съ головкой укрою, клопики и не подберутся. А что, испугался за меня давеча, а? А ногѣ-то моей совсѣмъ легше, согрѣлась съ муравейковъ. Ну, что... не кусаютъ клопики? — Нѣтъ. Ножки только кусаютъ. — А ты подожмись, они и не подберутся. А-ахъ, Господи... прости меня, грѣшнаго... — зѣваетъ онъ. Я начинаю думать — какіе же у него грѣхи? Онъ прижимаетъ меня къ себѣ, шепчетъ какую-то молитву. — Горкинъ, — спрашиваю я шопотомъ, — какіе у тебя грѣхи? Грѣхъ, ты говорилъ... когда у тебя нога надулась..? ■— Грѣхъ-то мой... Есть одинъ грѣхъ, — шепчетъ онъ мнѣ подъ одѣяломъ, — его всѣ знаютъ, и по закону отбылъ, а ... Съ батюшкой Варнавой хочу на-духу поговорить, пооблегчиться. И въ судѣ судили, и въ монастырѣ два мѣсяца на покаяніи былъ. Ну, скажу тебѣ. Младенецъ ты, душенька твоя чистая... Ну, роботали мы на стройкѣ, семь лѣтъ скоро. Гриша у меня подъ рукою былъ, годовъ пятнадцати, хорошій такой. Его отецъ мнѣ препоручилъ, въ люди вывесть. А онъ, сказать тебѣ, высоты боялся. А какой плотникъ, кто высоты боится! Я его и пріучалъ: ходи смѣлѣй, не бось! Разъ понесъ онъ дощонку на второй ярусокъ — и сталъ: „боюсь, говоритъ, дяденька, упаду... глаза не глядятъ!" А я его, сталоть, постращалъ: „какой ты, дурачокъ, плотникъ будешь, такой высоты боишься? полѣзай!" Онъ ступанулъ — да и упади съ подмостьевъ! Три аршинчика съ пядью всей и высоты-то было, Да на кирпичи попалъ, ногу сломалъ. Да, главно дѣло, грудью объ кирпичи-то... кровью сталъ плевать, черезъ годокъ и померъ. Вотъ мой грѣхъ-то какой. Отцу-матери его пятерку на мѣсяцъ посылаю, да папа6