Lѣto gospodne : prazdniki

110 пива и лапухи еще густѣютъ сочно, и только подъ ними хмуро; а обдерганные кусты смородины такъ и блестятъ отъ свѣта. Блестятъ и яблони — глянцемъ вѣтвей и листьевъ, матовымъ лоскомъ яблокъ, и вишни, совсѣмъ сквозныя, залитыя янтарнымъ клеемъ. Горкинъ ведетъ къ грушовкѣ, сбрасываетъ картузъ, жилетку, плюетъ въ кулакъ. — Погоди, стой... — говоритъ онъ, прикидывая глазомъ. — Я ее легкимъ трясомъ, на первый сортъ. Яблочко квёлое у ней . .. ну, маненько подшибемъ ничего, лучше сочкомъ пойдемъ... а силой не берись! Онъ прилаживается и встряхиваетъ, легкимъ трясомъ. Падаетъ первый сортъ. Всѣ кидаются въ лапухи, въ крапиву. Вязкій, вялый какой-то запахъ отъ лапуховъ, и пронзительно ѣдкій — отъ крапивы, мѣшаются со сладкимъ духомъ, необычайно тонкимъ, какъ гдѣ-то пролитые духи, — отъ яблокъ. Ползаютъ всѣ, даже грузный Василь-Василичъ, у котораго лопнула на спинѣ жилетка, и видно розовую рубаху лодочкой; даже и толстый Трифонычъ, весь въ мукѣ. Всѣ берутъ въ горсть и нюхаютъ: ааа . .. гру-шовка!.. Зажмуришься и вдыхаешь, — такая радость! Такая свѣжесть, вливающаяся тонко-тонко, такая душистая сладость-крѣпость ■— со всѣми запахами согрѣвшагося сада, замятой травы, растревоженныхъ теплыхъ кустовъ черной смородины. Нежаркое уже солнце и нѣжное голубое небо, сіяющее въ вѣтвяхъ, на яблочкахъ ... И теперь еще, не въ родной странѣ, когда встрѣтишь невидное яблочко, похожее на грушовку запахомъ, зажмешь въ ладони, зажмуришься, — и въ сладковатомъ и сочномъ духѣ вспомнится, какъ живое, маленькій садъ, когда-то казавшійся огромнымъ, лучшій изъ всѣхъ садовъ, какіе ни есть на свѣтѣ, теперь безъ слѣда пропавшій... съ березками и рябиной,съ яблоньками, съ кустиками малины, черной, бѣлой и красной