Lѣto gospodne : prazdniki

115 — Этой нѣ-ту, — смѣется Крапивкинъ, — а и есть, да тебѣ не съѣсть! Эй,'открой, съ Курска которыя, за дорогу утомились, очень хороши будутъ. — А вотъ, поманежнѣй будто,—нашариваетъ въ соломѣ Горкинъ, — опортъ никакъ?.. — Выше сортъ, чѣмъ опортъ, называется — кампортъ! — Ссыпай мѣру. Архирейскія, прямо . .. какъ разъ на окропленіе. — Глазокъ-то у тебя!.. Въ Успенскій взяли. Самому протопопу соборному отцу Валентину доставляемъ, Анфи-те ятрову! Проповѣди знаменито говоритъ, слыхалъ небось? — Какъ не слыхать... золотое слово! Горкинъ набираетъ для народа бѣли и розсыпи, мѣръ восемь. Беретъ и причту титовки, и апорту для протодьякона, и арбузъ сахарный, „какихъ нѣтъ нигдѣ". А я дышу и дышу этимъ сладкимъ и липкимъ духомъ. Кажется мнѣ, что отъ рогожныхъ тюковъ съ намазанными на нихъ дегтемъ кривыми знаками, отъ новыхъ еловыхъ ящиковъ, отъ вороховъ соломы пахнетъ полями и деревней, машиной, шпалами, далекими садами. Вижу и радостныя „китайскія", щечки и хвостики ихъ изъ щелокъ, вспоминаю ихъ горечь-сладость, ихъ сочный трескъ, и чувствую, какъ кислитъ во рту. Оставляемъ „Кривую" у лабаза и долго ходимъ по яблочному рынку. Горкинъ, поддѣвъ руки подъ казакинъ, похаживаетъ хозяйчикомъ, трясетъ бородкой. Возьметъ яблоко, понюхаетъ, подержитъ, хотя больше не надо намъ. — Павловка, а? мелковата только?.. — Сама она, купецъ. Крупнѣй не бываетъ нашей. Три гривенника полмѣры. — Ну что ты мнѣ, елова голова, болясы точишь!.. Что я, не ярославскій, что ли? У насъ на Волгѣ —гривенникъ такія. 8*