Lѣto gospodne : prazdniki

92 держится голубой дымокъ, стелются пѣтыя молитвы,только не слышно ихъ. Чудится мнѣ, что на всемъ остался благостный взоръ Царицы. Василь-Василичъ, съ плотниками, уже буднично говоритъ : — Поживѣй-поживѣй, робята... все разобрать, собрать, что къ чему. Помойку расшить, съ лужи палубникъ принять, штабеля на мѣсто. Некогда завтра заниматься. Возвращается старый дворъ. Свѣтлую сѣнь снимаютъ. Падаетъ голубокъ и крестъ. Неужели и ихъ расколютъ?! Я беру голубка и крестъ. Я унесу ихъ въ садикъ, они святые. Штабеля заслоняютъ садъ. Разбираютъ покрышку съ ямы, тащатъ по лужѣ доски. Вотъ ужъ и прежнее. Цѣпью гремитъ Бушуй, прыгаетъ по доскамъ Цыганка. Да гдѣ же — все?! Я несу голубка и крестъ. Въ саду, подъ розоватыми яблоньками, пахнетъ священно-грустно, здѣсь еще тихій свѣтъ. Я гляжу на вечернія березы, на сердечки... Сквозныя еще онѣ, и виднѣется черезъ нихъ, какъ въ сѣткѣ, вечернее голубое небо. Должно быть грустно и Горкину. Онъ сидитъ на бревнахъ, глядитъ, какъ укладываютъ доски, о чемъ-то думаетъ. — Вотъ те и отмолились...—говоритъ онъ, поглаживая мою колѣнку. — Доживемъ — и еще помолимся. Къ Троицѣ бы вотъ сходить надо. . Тамъ ужъ круглый те годъ моленіе, благолѣпіе... а чистота какая!.. И каки соборы, и цвѣты всякіе, и ворота всѣ въ образахъ .. . а ужъ колокола-а звонятъ... поютъ и поютъ, прямо!.. Меня заливаетъ и радостью, и грустью, хочется мнѣ чудеснаго, и утреннее поетъ во мнѣ ... Пресвятая Богородице ... спаси на-асъ!..