Otčій domъ : Semeйnaя hronika. Kn. 4-5

263 Появились, конечно, и пьяненькіе, которые ихъ задирали: — Ничаво ты мнѣ теперь сдѣлать не можешь! Полная свобода царемъ объявлена. На базарной площади, около бакалейной лавочки, скандалъ вышелъ. Публика собралась: мастеръ изъ желѣзнодорожныхъ мастерскихъ манифестъ разъяснялъ и называлъ его конституціей. А тутъ потребовалось и конституцію объяснить: не понимаетъ публика. — Теперь царь не можетъ все своей волей дѣлать и закона не можетъ постановить безъ согласья народа Вотъ это и написано тутъ. Послушалъ эти разговоры проходившій мимо надзиратель полиціи и крикнулъ: — Что ты тутъ врешь, сукинъ сынъ? Про конституцію тутъ ничего не написано. Мастеровой обидѣлся: — Я сукинымъ сыномъ никогда не былъ. Моя мать — не сука, а человѣкъ, женщина. Можетъ, это у васъ мать — сука, а у меня... — Ты у меня поговори, — я тебѣ морду набью! — Руки коротки! Надзиратель вскипѣлъ и развернулся, чтобы дать грубіяну по мордѣ, по старому способу, но мастеровой увернулся и, нырнувъ за спины другихъ, закричалъ: — Граждане! Царемъ неприкосновенность личности объявлена, а полиція избить личность желаетъ! Публика вступилась, не дала побить: — Сукиныхъ дѣтей теперь нѣтъ въ Рассеѣ. Граждане теперь! Подошелъ Ваня Ананькинъ: —■ Въ чемъ тутъ дѣло? Объяснили хоромъ. Ваня возмутился и потребовалъ составить протоколъ. — А вы тутъ что за судья? — вызывающе спро-