Pčela

лись лишь тТни, что деятельность этого достойнаго человека, —не славянина по происхождение, отдана была славянскому делу и за то сугубо достойна нашей благодарной памяти, такъ и въ данномъ случае мы сделали это съ полными сознашемъ своей цели, глядя на рознь, разъедающую великую семью славянскихъ племени, рознь,—усиливаемую высокомер!емъ отщепенцевъ славянства, потерявшихн поди собой почву своей народности и величающихп себя людьми культа, космополитизма.... Между польской заграничной эмигращей, да и у насъ, къ несчастно, имеется процентъ этихъ слепорожденныхъ ублюдковн славянства, достойныхъ не ненависти —они слишкомн жалки для того, а сожалешя, да, сожалешя, потому что на предстоящемн празднике единешя, вп ожидании котораго си радостными замирашемъ трепещутъ груди многомильоннаго племени славянскаго ими не будетн места. Предчувствуемъ злорадство такихъ господи по поводу только что высказанныхп нами слови: „а! скажутн они, какова дерзость: значитн „Пчела“ заявляетн себя противи науки, культуры, противъ основныхъ благъ прогресса, цивилизации... да, господа, ответами прямо, мы противи какихн бы то ни было прелестей —даже науки и искусства, если оне обезличиваютъ вн человеке гражданина своей родины, слугу своего народа... Боже, каки давно были бы свободны все славяне, сколько несокрушимой мощи и силы стало бы вн этой великой семье, если бы ея членовн не разнедала рознь вероисповедашй... Но никогда еще не была более назревшею идея единевтя, никогда еще не нуждались вн ней славяне таки, къ въ данный политически моментъ!

Теодоръ Горшельтъ.

(Адрхана Прахова). Письма и записки Т. Горшельта* (Продолжете). Кавказъ. Вообще, воинственность и страсть къ борьбе лежитъ уже въ самой крови грузинъ, и сказывается во всехъ ихъ удовольств!яхъ; такъ, для нихъ величайшее наслаждеше смотреть на бой барановъ. И какъ часто приходилось мне видеть эти бои на Александровскомъ плацу въ Тифлисе! Стоило, бывало, кому-нибудь только заикнуться, что у него есть здоровый баранъ, какъ тотчасъ-же выступали другой съ заявлешемъ, что его баранъ несравненно сильнее. Оба, въ друзей, несутся домой за своими баранами и сходятся потомъ въ середине города на какой нибудь свободной площади. Место свидашя, между теми, становится известными и целая масса народа поджидаетъ уже зрелище. —И ггЬти животнаго храбрее барана: едва завидят они други-друга, какъ начинают рваться и хозяева чуть-туть справляются съ ними, зажимая ихъ у себя между колени; но прежде должно быть отведено надле-

жащее разстояше, около 30-40 шаговъ, и за теми каждый спускаетъ своего бойца. Оба устремляются впереди и, со всего маху, сталкиваются головами...—только эхо отдается далеко кругомъ. Казалось бы, отъ такого удара черепъ долженъ ратлететься въ дребезги, но бойцы, какъ ни въ чемъ не бывало, разбегаются опять на несколько шаговъ назади, и потомъ снова несутся другъ на друга; бой продолжается до техн пори, пока не остановится который-нибудь изъ враговъ. Все окружаетъ победителя и они съ тр!умфомъ ведется домой. Однажды я посчитали, сколько рази ринулись они другъ на друга, и вышла почтенная сумма въ шестдесятъ ударовъ; но забавнее всего было положеше победителя: когда его привели домой и привязали во дворе къ стене, они, повидимому, все еще чувствовали себя неудовлетвореннымъ, и долгое время продолжали поединокъ съ стеной. Сегодня всеобщи восторгъ вызвали человеки на ходуляхъ, преспокойно разгуливавши на своихъ деревяшкахъ, вышиною по крайней мере футовъ въ восемьнадцать. Чтобы подвязать себе ходули, они долженъ были вскорабкаться на каштанъ и, усевшись на одномъ выдававшемся суку, занялся своими туалетомъ. Ходить, очевидно, легче, чемъ держаться спокойно на месте, но даже и это, казалось, было ему ни почемъ. На такой высоте они проделали разные фокусы и, между прочими, одну ловкую штуку: изъ старой, широкополой шляпы онъ устроили себе по крайней мере пятьдесятъ различныхъ головныхъ уборовъ. Поздно вечеромъ вернулись мы въ Телаву. На следующее утро я ехали пересекая поперегъ долину, къ противоположнолежащимъ горами; у подошвы ихъ, на разстояши верстъ двадцати одна отъ другой, расположены маленьк!я крепостцы, которыя и составляютъ такъ называемую лезгинскую лишю. Здесь начинается непр!ятельская земля; по ней постоянно движутся колонны не изъ той, такъ изъ другой крепости, посланныя за пров!антомъ для действующего отряда. Черезъ каждые восемь, или десять дней, сползаетъ съ горъ такая колонна, ведя съ собой около тысячи лошадей, и делаетъ здесь дневку. Несметное количество мешковъ, съ сухарями и другими съестными припасами, заготовлено уже раньше; и на следующее утро, едва начнетъ светать, все приходить въ движете и выочитъ лошадей. Само собою разумеется, что место встречи определяется съ точное™ заранее, такъ какъ экспедищя, теми временемъ, движется впереди: обыкновенно такими сборными местомъ назначается какой-нибудь очень высоколежапцй пунктъ. Встреча сопряжена всегда съ большими затруднешями: не верно разечитанный срокъ передвижешя, задержка отъ непредвиденной стычки или друпя кашя случайности, составляли часто разницу отъ двухъ до трехъ дней, отчего могли произойти и происходили величайппя непр!ятпости. Какъ только подобная колонна доберется благополучно до своего отряда, сейчасъ же на следующш или черезъ день отправляется другая и забираетъ съ собою раненыхъ, въ случае если было сражеше въ этотъ промежутокъ времени. И такъ продолжается и продолжается, это движение взадъ и впереди, до самого конца экспедиции, которая прекращается здесь въ середине сентября, по случаю раннихъ снеговъ въ горахъ. Вези особенныхъ затруднешй переправились мы черезъ Алазанъ, довольно значительную реку. Горы становались все ближе и ближе; вскоре намъ пришлось миновать целый рядъ высокихъ сторожекъ, которыя въ болыпомъ ходу на Кавказе; оне служатъ сообщешями меж ду крепостцами и расположены одна въ виду другой. Устройство ихъ очень незатейливо: крёпко вбиваются въ землю четыре высокихъ бревна, большей частью кривыхъ и суковатыхъ; сверху они забираются досками; на этомъ помосте ставится деревянная, а не то и соломенная будочка, для защиты караула отъ зноя и дождя. Гигантская лестница, или просто бревно, на которомъ сделаны зарубки, ведетъ на этотъ воздушный пости; рядомъ сто-

итъ еще несколько тонкихъ жердей, одинаковой высоты, къ концами которыхъ привязаны охапки соломы. Въ случае опасности, караульный зажигаетъ солому, следующш постъ видитъ это и поджигаетъ свои охапки и въ короткое время все укреплешя по целой лиши уже предупреждены. Въ Чечне и на Черномъ море эта служба исполняется линейными козаками, здесь же разставлена была грузинская милищя. Караульный обязанъ появляться передъ каждыми проезжающими офицеромъ, и чтобы доказать, что онъ не спитъ, онъ затягиваетъ длинный, протяжный звуки, едва завидитъ еще вдали подъезжающее начальство; казаки же отдаютъ только честь. Къ вечеру мы въехали въ Кварелль. Ничего нети проще подобнаго укреплешя: квадратъ, обнесенный четырьмя толстыми, высокими стенами; на каждомъ углу по башне, въ каждой башне по две, или по три пушки; внутри домъ коменданта, одна казарма для регулярнаго войска, другая для милицш, церковь, лазаретъ и еще несколько домиковъ для офицеровъ вотъ и все тутъ. И такъ везде. Укрепостныхъ воротъ стоитъ столби, надъ ними, въ виде крыши, растопыренъ пуки соломы, —это караульня. Входъ днемъ открытъ для всехъ, только окрестные лезгинцы, хоть бы даже и мирные, должны были (въ то время) отдавать свое оруж!е караулу. На этотъ конецъ было набито многое множество гвоздей на внутренней стороне воротъ, где они и вешали свои кинжалы, сабли, пистолеты или винтовки. Часто тамъ устраивался целый арсеналъ. Комендантъ приняли меня очень вежливо; онъ братъ того князя Кобулова, который вчера снабдилъ меня лошадью. Кроме крепостныхъ офицеровъ, я застали здесь еще трехъ другихъ, едущихъ въ действующи отрядъ и чаявшихъ, подобно мне, оказш. Одинъ отрекомендовался барономъ Гофеномъ и оказался двоюроднымъ братомъ известнаго живописца Коцебу; другой былъ капитанъ Ломновскш, а трети подполковникъ Бэгъ-да-Бэгъ, армянски князь. Все трое приветствовали меня сердечно, какъ будущаго браннаго сотоварища и, во время экспедици, доказали мне не разъ свою любовь и дружбу. Впрочемъ, я долженъ сказать тоже самое и обо всехъ русскихъ офицерахъ: нигде не встречали я такого гостепршмства и радуппя, каки у нихн. Все мои желашя предупреждались всегда самыми деликатными образомн, и ни одна моя просьба не пропала даромн. Пусть эти строки, если оне когда либо явятся передн публикой, передадут ими всеми мою самую горячую и самую сердечную признательность. Ломновскш и Бэгн-да-Бэги были саперы; въ продолжеше всей экспедици Бэгъ-да-Бэгъ потешали насъ до нельзя своими ужаснымъ французскими языкомн и добродутшемъ, си какими принимали наши хохот и шутки. У Гофена, напротивн, была майя говорить со мною не иначе, каки только по итальянски, хотя наши обоюдныя познашя, вн этомн языке и не простирались дальше слова „maccaroni 11 . Мы провели здесь четыре знойныхъ дня, но вдруги получили изв'Ьстгс, что колонна пришла вн укреплеше Зацн-Хенисси, за три мили отсюда, и, после дневки, выступает обратно. Мы тотчаси же пустились ви путь-дорогу. Вп Зацп Хениссе встретили большое оживлеше. На огромноми лугу, переди крепостью, расположилась лагереми пехота, ви самыхъ изумительныхъ баракахи: къ стенамъ укреплешя прислонялись целыя горы мешковъ съ сухарями. Дальше паслось кругомъ тысячи полторы вьючныхъ животныхъ; лошади и лошаки такъ и бродили, или лежали, съ своими ужасными вьючными седлами, въ виде вальковъ, которыя съ нихъ никогда не снимаются. Лошади ржали, лошаки жалобно кричали, точно перекликались на радостяхъ, после долгаго, утомительнаго похода, бедняги, какъ будто чувствовали, что завтра у нихъ дневка. Тамъ и сямъ присели группами персидсше татары, это были погонщики. Для перевозки тяжестей, въ экспедицш употребляются не казенныя лошади, а наемныя: до начала похода делается услов!е съ какимъ ни-

ПЧЕЛА,

265