Rodnoe

133 вѣтерокъ тянетъ. Въ кабинетикѣ холодокъ, мягкій голубоватый свѣтъ, отъ синихъ стеклянныхъ ширмочекъ на окошкѣ. Я сижу на прохладномъ клеенчатомъ диванѣ и все сползаю, — такой онъ скользкій. Мнѣ какъ-то не по себѣ, печально, — отъ синихъ ширмочекъ? Я заглядываю за диванъ, въ уголъ, на пузатое, пузырями, „казацкое" сѣдло, вспоминаю, что отецъ боленъ, —■ недавно онъ упалъ съ лошади, и у него кружится голова, — и мнѣ становится жаль его. И сейчасъ у него болитъ голова, вонъ какъ онъ морщится и все потираетъ лобъ. У притолоки стоитъ высокій, толстый приказчикъ Василь-Василичъ-Косой, руки за спину, и, почтительно наклоняясь, будто заглядываетъ подъ столъ, докладываетъ о дѣлахъ — подрядахъ, пищитъ сапогами и стрѣляетъ глазомъ по потолку. На меня, будто, смотритъ, а разговариваетъ съ отцомъ. Идетъ разговоръ о... „Пушкинѣ"! — Для чести... — говоритъ отецъ строго и все покачивается на локтѣ. — Помни, для чести я взялъ подрядъ, не изъ барыша... Изъ уваженія... Меня чтобы не оскандалить, по-мни!.. — Будь-покойны-съ, понимай-ссс... — Стояки и связи свѣжіе чтобы, а не изъ расхожихъ тамъ... Помни, что вся Россія будетъ открывать. По-нялъ?! — Будь-койны съ, пымассс... — Великому человѣку памятникъ, Пушкину! Всѣ знаменитые люди будутъ. Главныя мѣста и всѣ ложи пройдешь фуганкомъ... не было чтобы сѣрости. Провѣсы вывѣрить. Народъ — дура, скопшится въ проходахъ... упаси Богъ, стоякъ подастся... скандалъ! на всю Россію осрамишь! Боленъ, самъ не могу... Дураковъ приходится посылать. Смотри ты у меня...! Наканунѣ самъ загляну... — грозится отецъ и все покачиваетя на локтѣ. — Ни въ одномъ у меня глазу чтобы! Послѣ, успѣешь еще надрызгаться...