Rodnoe

137 тели! Незнакомо оно мнѣ было, но я его понималъ, какъбудто: это, конечно, тѣ, которые печатаютъ книги, пичатели? — Музыка была полковая, генералъ-и-губернаторъ были... и всѣ пи-чатели, вѣнки держали зеленые, лавры... объясняли такъ! Такъ всѣ довольны были... Сдернули парусину — и открылось! Всѣ ура закричали... — А нашими „мѣстами"... ничего, довольны были? — Ужъ такъ довольны... очень благодарили, за отдѣлку. Я говорю... нашъ хозяинъ, говорю, изъ уваженія... для господина Пушкина-Памятника, себѣ въ убытокъ... матерьялъ первый сортъ, стояки какіе, скрѣпа на совѣсть! Всѣ бальеры фуганкомъ пройдены, никто чтобы не занозился! Ни одной-то ступеньки даже не обломилось... для Пушкина-Памятника... Самъ губернаторъ благодарилъ... — Тебя! Ужъ успѣлъ, назюзюкался?.. — Помилуйте, ни въ одномъ глазу! По стаканчику только поднесли. Народу, какъ приказали, на два ведра вина выдалъ, для праздника. Такъ старались!.. Очень всѣмъ ндравится... па-мятникъ... — А никто, небось, ничего не понимаетъ... — сказалъ отецъ. ■— Вонъ, погляди, похожъ? Василь-Василичъ приступилъ на-цыпочкахъ, прикрывъ ротъ, уронилъ на-бокъ голову и вѣжливо заглянулъ черезъ отца на стѣнку. Картинку съ Памятникомъ, въ золотой рамкѣ, только сегодня повѣсили надъ кроватью. — Оччень похожи... — встряхнувъ головой, сказалъ Василь-Василичъ и быстро отступилъ къ двери, кряхтя въ кулакъ. — Ну, прямо, какъ живой... Памятникъ-Пушкинъ! Только народу нѣтъ... Было мнѣ лѣтъ одиннадцать. Былъ я въ гостяхъ