Stupeni : obщestvenno-literaturnый sbornik

не бывать! А Бог-то!.. А как повели, смотрЪл странно и улыбался.

Пригладил бороду, волосы и подумал, что уж не к Понтю ли Пилату на суд ведут!.

Привели во двор, поставили в ряд к стфнк$; велЪли раздзться... Дрожат всф, трясутся; руки ходуном ходят, никак сапоги не снимешь... во рту зубы пляшут.

Стоит грузовик: мотор работает, бЪсится, гудит: трахтах-тах-тах.. Бензинный запах в нос бьет... душно, дышать нечъм.

— Вот она смерть-то! — Раскрыл широко глаза о. Никита и все еще точно не понимает. Откуда-то Саенко выскочил, злой, осатанзлый, сп шит... Подошел к первому, на ходу наган из кобуры вытянул.

Бах... треснул выстрЪл, в ушах зазвенфло. Брызнули жидкой кашей мозги, залилось кровью лицо и осзло туловище. Бах — другой выстрфл прозвензл, бах — третий...

А еще трое до о. Никиты стоят. Глядит он и чувствует: волосы на голов шевелятся, как живые, сердце не бьется, а ног точно и нзт. Подошел Саенко к четвертому, а к нему чекист с бумагой бЪжит. Повертзл Саенко бумагу, прочел кое-как и заспВшил:

— Ведите их назад; некогда тут, завтра достр%ляю.

Вдохнул в нос бзлый порошек из баночки и ушел.

Привели троих недобитых в камеру. Встр$чают возгласами 0. Никиту: — Батюшка, неужели вы?! Ну, хранит вас Бог; первый еще вернулись! А волосы-то, волосы!. Всв как есть бЪлые...

Ничего не слышит о. Никита: пробрался бочком к своему мЪсту на нарах, прикурнул и лежит...

— Что же это завтра-то будет?! Неужели опять все сначала пережить! Хоть бы завтра-то это никогда не наступало. Какое! Минуты не задержишь...

Пролежал цфлый день, не шелохнулся; не пил, не $Ъл, а как подошла ночь погрузился в сон: кр-пюй, тяжелый и ВЪШИЙ...

Видит он, что отворяются двери камеры и входят каюето люди, странно как-то одЪтые; и не разберешь как. Подходят прямо к нему и говорят:

— Вставай, Никита, идем скорЪи...

Озирается о. Никита: — Куда идем? Да кто вы таке?!.

Смотрит на них и кажется ему, что знакомы они ему, так знакомы, как мысли в сгоей голов, а узнать не может. А тЬ стоят, перемигиваются, переглядываются, на него кивают. — Идем скорфй, Никита, Христа судить будем!

Страшно стало о. Никитф, так страшно, как никогда; и не то, что этих людей боится, а чего-то новаго в себъ,