Vъѣzdъ vъ Parižъ

56 Это Животворящій Крестъ выносятъ. Звонъ великаго Храма чудный: много въ немъ серебра, и мѣдь его по-особому пѣвуча: глухая, мягкая» будто земля взываетъ. Изъ мягкаго камня Храмъ, песчаный, свѣтлый. Стѣны его — все наше: память о собиравшейся ратными силами Россіи. Александръ Невскій, Дмитрій Донской, Владиміръ, Ольга... Какая даль! Высѣчено вѣками въ камнѣ. Бродятъ передъ стѣнами кучки людей заѣзжихъ, смотрятъ, читаютъ вязь. Долго, устало ходятъ. Трудно ходить у Храма: тяжелая его масса давитъ. А вонъ и хранитель славы, святынь россійскихъ, хранитель былыхъ страданій, зерцало наше, — башенно-стѣнный Кремль, надъ тихой Москвой-рѣкой! И самъ тихійВызолоченные орлы его на башняхъ блистаютъ въ вечернемъ солнцѣ, раскинувъ крылья. Орлы не хищные, широкіе и пушистые, — орлы Россіи. Соборы, башни, Иванъ Великій, золотисто-серебреныя верха, кокошнички, пузыри, оконца, башенки, теремочки, стрѣлки, городочки, кресты, кресты... шпиль золотой, дворцовый, кардинальская шапка на Сенатѣ, зубцы, зубцы... Сколько тамъ свѣта, блеска, зайчиковъ, искръ, игры! Сколько тамъ спитъ святого, крѣпкаго и безсмертнаго, кровнаго нашего, родного, подъ сводами соборовъ полутемныхъ, тѣсныхъ, хоть и неладно, да крѣпко сбитыхъ изъ тесанаго камня! Тамъ Святители почиваютъ, водители народа смутнаго, степного, лѣсового. Сколько тамъ цѣлости духовной, любви и жертвы! Петръ и Алексій, Русь отъ татаръ хранившіе, Филиппъ, Царя за неправду обличавшій, Гермогенъ, изъ узъ призывавшій къ доблести и чести, умученный... Даль святая и свѣтлая, изъ тьмы временъ, изъ лыка, изъ поскони, изъ скудости, скромно глядитъ доселѣ. Святая крѣпость сложила какое Царство! Степными силами собрала, вязала лыкомъ, жилами сплетала, слезами спаяла, кровью. Тамъ лампады мерцаютъ кротко, послѣ пламени бурныхъ лѣтъ. Въ свѣтѣ вечернемъ, тихомъ, стелется голубой ладанъ — послѣ дымовъ-пожаровъ. И Спасъ Темный, неусыпнымъ взираетъ Окомъ. Что провидитъ Россіи въ даляхъ?..