Vъѣzdъ vъ Parižъ

70 океанъ — какъ новый, синій до черноты и блеска, свѣжій. Вспыхиваютъ на немъ барашки. И вѣтеръ свѣжій, густой, соленый, дышитъ морской пучиной. Съ цѣлаго міра вѣтеръ, изъ дальнихъ далей, куда западаютъ звѣзды. Отливъ сіяетъ, колетъ стекляннымъ блескомъ. Берегъ — веселый таборъ. Полощутся полосатыя палатки, дуются пузырями, вьются. Всюду живое тѣло, блещетъ и розовымъ, и мѣдью, струится, льется. Руки на бедра, грудь широко, впередъ, — тянетъ къ себѣ раздолье. Бухаетъ океанъ, тяжелой волною плещетъ. Возятся на пескахъ, бухаются въ валы съ разбѣга, выкинувъ руки стрѣлкой, бьютъ по волнѣ сверканьемъ. Пѣнится океанъ и хлещетъ, тѣло кипитъ, играетъ. Играетъ солнце. Счастье — дышать всей грудью! Когда-то было. Все еще, будто, помнишь радость глубокаго дыханья, утра и ночи въ морѣ, качку бортовъ на звѣздахъ, крѣпкій, соленый вѣтеръ. Пузырятся пестрыя палатки, плещутъ. Въ тѣни подъ ними — народъ постарше: читаютъ свои газеты, курятъ. Въ синія волны смотрятъ. —Сошшепі да ѵа? — Са ѵа ЬіепІ Кафе — повыше. Щелкаетъ полотно навѣса, красные язычки играютъ, хлопаетъ флагъ на вышкѣ. За столиками густо, звучно. Бьется въ стаканахъ солнце, съ виномъ играетъ. Здѣсь, въ холодкѣ, покойно, и дальше видно. Читаютъ свои газеты, болтаютъ, курятъ. Сидятъ и смотрятъ, глотаютъ вино и вѣтеръ, тугой, соленый. — Соштепі да ѵа? — (^а ѵа ігёз Ъіеп!.. Хорошо перекинуться словечкомъ, зѣвнуть спокойно. Подъ ногами своя земля. Плещется на глазахъ родное милыя головы и руки, голосъ и смѣхъ знакомый, который уловишь сразу. Хорошо такъ сидѣть — не думать... Стрѣлка ползетъ къ полудню. Фырчатъ машины. Слушаю, вижу, вспоминаю... А гдѣ же наше? Глаза родные, искавшіе свѣтлыхъ далей? гдѣ безоглядность наша?..