Vъѣzdъ vъ Parižъ

81 отъ запаховъ?!.. Что за мерзость!.. Я почувствовалъ, какъ проснувшееся во мнѣ животное начинаетъ рычать и чавкать. И такъ, я отдыхалъ на пенькѣ и предвкушалъ. Буду сегодня пить крѣпкій... брусничный листъ, но зато съ подлиннымъ сахаромъ, ѣсть баранину и мѣнять товары! Прибѣгутъ изъ деревни бабы, притащатъ творогу и картошки...а мнѣ дали еще и катушку нитокъ, и полфунта соли! Сколько за соль взять можно?! Соль я буду мѣнять щепотками... Я мечталъ и поглядывалъ съ нѣжностью на розовѣвшую земляничку. И вотъ, тогда-то, вдругъ и рѣшилась моя судьба, и я сдѣлалъ потрясающее открытіе!.. Тотъ день я такъ ярко помню. Пиголицы надрывающе жалобно кричали — пі-ууу... пі-ууу... И вотъ онѣ-то и помогли. Я — профессоръ исторіи античнаго искусства, я читалъ еще исторію античной философіи, — и какъ я радовался, что мнѣ дали катушку нитокъ! Я тогда, помню, рѣшалъ вопросъ, не отмотать ли мнѣ только половинку, а то пиджакъ мой скоро совсѣмъ разлѣзется. А и за половинку мнѣ баба Марья дастъ во всякомъ случаѣ картошки фунта четыре-пять?.. Тогда померкли во мнѣ древніе мудрецы, и только стоики и Діогенъ еще укрѣпляли душу. Впрочемъ, что-то сосредоточивалось во мнѣ. Еще мнѣ дали двѣ банки американскаго молока. И вотъ, раздумывая о банкахъ, я съ пеньковъ-то тогда мысленно и перепрыгнулъ... прямо въ Атлантическій Океанъ! Вотъ въ этотъ самый, гдѣ мы сидимъ. И банки были вотъ эти самыя, съ жирной коровьей мордой, и надъ неюзвѣзды! Перепрыгнулъ въ полетѣ мысли — и стало страшно. Будто я выпрыгнулъ изъ себя и вижу: сидитъ на невѣдомомъ болотѣ, въ тряпьѣ, дикаго вида человѣкъ, съ гнуснымъ лицомъ очумѣлой затравленной собаки, похожій на кого-то знакомаго... Такъ омерзительно-страшно стало, что я чуть-чуть не бросилъ банкой. Я уже замахнулся, но — бросить-то было не въ кого! Тогда впервые я почувствовалъ „расщепленіе", — и это уже была побѣда. Побѣда и — начало моего превращенія. Но и стало страшно, будто у меня въ головѣ уже... Ну, сказка. Какой тамъ можетъ быть Океанъ! Сейчасъ же и закрылъ клаА. Шмелевъ. 6