Vъѣzdъ vъ Parižъ

91 знанья на розовыхъ бумажкахъ, пахнувшихъ розовымъ масломъ и шафраномъ... и стараго грека Димитраки, проводника на Критѣ. Это былъ пессимистъ-философъ, все познавшій, до — „гноти зе аутонъы! — „Дождь падаетъ въ море, господинъ ученый", говорилъ, прищурясь, Димитраки: — „море уходитъ въ небо, небо стекаетъ въ море. Такъ — все. Люди рождаютъ камни, дѣлаютъ ихъ живыми... потомъ люди оставляютъ кости. И кости, и камни дѣлаютъ потомъ пыль, пыль грязь. Такъ — все, господинъ ученый". Я весело смѣялся, пилъ съ мудрецомъ хваленое кипрское вино, — очень скверное, скажу вамъ, пахнувшее почему-то сѣрой, — и говорилъ, что кругомъ насъ — тайны,, и не все-то такъ просто. Онъ напивался, хлопалъ меня по плечу и, приближая черные, какъ тараканы, глаза къ моимъ, шепталъ: — „Не вѣрь ни одному трактирщику, ни одной бабѣ, ни одной кошкѣ!.. У перваго нѣтъ Бога, у бабы — слова,, у кошки — дома". Чудакъ забавный! Я записалъ много его пословицъ,и во всѣхъ одно было: ничему не вѣрь, пыль и пыль.. Сверх-Экклезіастъ! — „Каждый найдетъ свою стѣнку, чтобы лбомъ стукнуться. Каждый объ себя убивается. И ты убьешься!" И я убился. А обо что — не знаю. Такъ я объѣздилъ свѣтлые острова Эгейскіе и Циклады, — Самоѳракію, Лемносъ, Митилены-Лесбосъ, Хіосъ и небесную колыбель Прекрасной — Милосъ пустынный...Пилъ молодое и старое вино и вынесъ въ душѣ зерно, юную мою книгу — „Пролетъ Вѣковъ". Не взирая на терпкія рѣчи чудака Димитраки. То была книга —Вѣры. Съ камней, съ обломковъ, съ выжженныхъ солнцемъ тропокъ, съ пожелтѣвшаго мрамора, съ почернѣвшей бронзы, отъ вѣчнаго-молодого неба, — вынесъ я бодрую вѣру въ человѣка — бога. Я былъ тогда пьянъ крѣпко-земнымъ виномъ, и въ каждой дѣвушкѣ на скалѣ, съ суровыми, какъ у юноши, бровями и тонкимъ станомъ, видѣлась мнѣ Сафо, вѣчная прелесть мужества.