Zapiski Russkago naučnago instituta vъ Bѣlgradѣ

72

Пушкинъ-пролетар!й, другъ трудящихся? Какъ же обойтись безъ этого? И въ этой роли мы находимъ” Пушкина въ той же книжкЪ журнала. Фединъ, небезыззЪстный совфтевй пи. сательз разсказываеть о встрЪчЪ въ Царскомъ СелЪ А. С. Пушкина съ А. С. Пушкинымъ, только первый есть Александръ Семеновичъ, а второй Александръ СергБевичъ. Первый — про летар, рабоч!Й, назначенный комендантомъ Царскаго Села, ниче о не знавш о своемъ однофамильць Пушкин, а второй бронзовый Пушкинъ-юноша, сидяцИЙ на скамьф въ Царскомъ СелЪ. ЗдБсь эти двое и встр$тились, и Александръ Семеновичъ заинтересовался однофамильцемъ, и съ помощью ‘почтенаго русскаго интеллигента, который сумЪлъ одной ногой наступить на револющю, а другую удержать на старой культурной традищи, познакомиться съ поэтомъ-непролетар!емъ, но понялъ, что и онъ не плохъ, и что его симпати были на сторон$ трудящихся. Получилась очень мудреная штука, и я готовъ донести на товарища Федина, что у него все-таки сохранился интеллигентческй уклонъ. Въ конц$-то концовъ Пушкивъ Александръ Сергфевичъ остался неизм5няемымъ, а Александрь Семеновичъ пришелъь къ нему безъ достаточнаго марксистскаго вооружен!я. НЪтъ здЪсь даже должнаго сокрушеня о царизмЪ, погубившемъ поэта.

Но до чего можеть договориться совЪтск!й писатель, который не имБегъ возможности обойтись безъ политической тенденщи, объ этомъ можеть свидфтельствовать, по истин, нфчто чудовищное, что написаль Леонидъ Гросманъ подъ названемъ: „Записки Д’Арииака“ (Романъ. Синяя Библ!1отека № 8). Это — прославлене Дантеса, написанное будто бы оть имени его родственника и секунданта Даршгака. Что этотъ посл$дн!Й могъ обЪлять Дантеса, и даже его идеализировать, это еще допустимо, но для чего понадобилось русскому писателю становиться на точку зря этого Даршака и съ нея повЪфствовать о трагеди Пушкина, — это непонятно и не можетъ быть оправдано. Б1ографы Пушкина давно уже установили, на основани современныхъ свидЪ: тельствъ, что Дантесъ былъ ничтожный французсюй офицеръ, явивш ся въ Россю на ловлю счастья и чиновъ, и та трагическая роль, которая выпала ему на долю, потому именно и стала трагической, что онъ такъ ничтоженъ, что не понималъ, на кого поднимаетъь руку. Но все это прекрасно знаетъь и самъ Л. Гросманъ, и если онъ по какимъ-нибудь неяснымъ побужденямъ написалъ такую книгу, какую написалъ, то это надо приписать не его заблужден!ю, а мотивамъ, на которыхъ не хочется и останавливаться: его дфло. Но на книгЪ надо остановиться,

Романъ написанъ отъ имени виконта Д’Арииака, дирек-