Zapiski Russkago naučnago instituta vъ Bѣlgradѣ

78

не строгости, которымъ такъ гордится руссюй повелитель, какъ природнымъ огличемъ своего сана, не изм$няетъ ему даже на балу. Выпуклые глаза, нфсколько волянистаго оттЬнка, съ жуткой пристальностью пронизываютъ окружающихъ. Говорятъ, нфкоторыя фрейлины трепешутъ отъ при: ближен!я этого неумолимаго, какъ гильотина, человЪфка и падаютъ въ обморокъ подъ его леденящимъ взглядомъ медузы“. И далЪе: „Во внфшности императора нфтъ ничего русскаго... Императрица поражаетъ своей болЪзненной худобой и нервнымъ подергиван!емъ своего блЪднаго дица. Ея хворую натуру совершенно заморили балы, пр!емы, парады и разъЪзды, а главное — трудная царская повинность обильнаго дЪторожден!я“. Такъ пишетъ русск писатель: „обильное дЪторожден!е“. Ср. съ этимъ отзывомъ Гросмана о имп. АлександрЪ ФедоровнЪ и НиколаЪ | свидфтельство Нащокина (1834): „Пушкинъ очень любилъ царя и все его семейство. Императрица удивительно какъ ему нравилась; онъ благогов5лъ передъ нею, даже имБлъ къ ней какое-то чувственное влечен!е“. Если бы Дарийакъ, дЪйствительно, сохранилъ как!я-кибудь записи о Пушкин$, НаколаЪ и имп. АлександрЪ ФедоровнЪ, то он, несомн$нно, носили бы другой характеръ. Гросманъ исказилъ не только Пушкина, но и царя и цариму, да и многихъ другихъ. Все это, конечно, во славу третьяго интернащонала.

Описан!е бала въ Зимнемъ ДворцБ, соотв тсвующее заданиямъ третьяго интернащонала, можеть быть только, какъ фальшивый рубль, подсунуто французскому дипломату Пушкинской эпохи. Останавливаться на немъ и цитировать его н5тъ надобности. Конечно, на балу Даришиакъ не обращаетъ вниманя ни на кого, кром5 Пушкина и его жены. Вотъ они вошли въ залу. Описан!е красоты Натали Николаевны слишкомъ пространно, чтобы его можно было привести здБсь цфликомъ: нфтъ никакого сомнфн!я, что Дарш акъ неповиненъ въ этомъ описан!и, и въ его душЪ „чувство безпредфльнаго восхищеня передъ окончательными формами этой гордой статуи, безтрепетно шествующей срели суетной толпы оугодливыхъ царедворцевъ, не смЪнялось „волною глубокой жалости къ юной женщинЪ, высоко вознесенной надъ жизнью и людьми счастливымъ и опаснымъ даромъ своей неповторимой красоты“. ВсЪ эти придуманныя чувства никакъ не могли „волновать“ Дарш!ака, уже потому, что въ эту пору онъ еще. не зналъ, ч5мъ кончится жизнь Натали Николаевны. Она входила подъ руку съ ПушкинымЪъ. „На первый взглядъ близость этнхъ двухъ фигуръ могла показаться контрастной. Но стоило вглядЪться въ нихъ, чтобы почувствовать, какъ гармонично они дополняли другъ друга. Лишенный того, что признано считать среди