Zapiski Russkago naučnago instituta vъ Bѣlgradѣ

82

номъ дл была няня Арина Род!оновна. Она „восторгалась не мене, такъ какъ сама, одаренная богатой интуищей и здоровымъ крестьянскимъ смысломъ, понимала, какъ разсказчица, всю красоту с1яющихъ словъ поэта; къ тому же Пушкинъ превосходно увлекающе читалъ вслухъ“, — что кстати неправда: по общему отзыву, онъ читалъ плохо. Услужливый не въ м5ру поклонникъ Пушкина, приписываетъ ему так!я заслуги, какихъ поэтъ не имЪлъ; въ дЪйствительности, Пушкинъ обижался, что его крестьяне не знаютъ, и ему не кланяются, а Осипову знаютъ. У Васил!я Каменскаго „крестьяне дружили съ Пушкинымъ, называя его „молодымъ Сергфичемъ“, и искренно почитали его, какъ добраго человЪка-заступника, сосланнаго барской властью“. Старый Данилычъ говорилъ, точа косу: „Мотри, СергБичъ, приходи на бесЪду, а то выпустятъ тебя на волю — улетишь, какъ пташка изъ клЬтки, забудешь насъ. Пушкинъ улыбался и уврялъ, что этого не будетъ“.

Наконецъ, Пушкина вырываютъ изъ объят! пейзанъ и Анны Кернъ и увозятъ въ Москву. Свидаще съ царемъ. „Государь принялъ меня самымъ дружескимъ образомъ“, пишетъ Пушкинъ Осиповой 15 сент. 1826 г. По сообщению кн. Вяземскаго, Николай говорилъ съ Пушкинымъ „умно и ласково“. По разсказу Нащокина, Пушкинъ вышелъ отъ царя со слезами на глазахъ; друге прибавляютъ: веселый и съ поднятой головой. Наконецъ, извЪстно, что Николай сказалъ поэту: „Ну, теперь ты не прежый Пушкинъ, а мой Пушкинъ“. Такъ все это выходитъ по истор!и, а по Васил!ю Каменскому было иначе. Несмотря на скромную литературную подготовку, — говоритъ онъ — царь и сверхъ-жандармъ р$шали всю судьбу росоЙской литературы и, въ томъ ЧислЪ, судьбу генальнаго ея вождя Пушкина. Оба, Бенкендорфъ и Николай, „тупо раздумывали“, какъ быть съ Пушкинымъ. Наконецъ, свидан!е: ‚какая же мнЪ охота возиться съ литературой — отбояривался великй ростомъ монархъ — какого-то выскочки“. Когда вошелъь Пушкинъ, „царь съ содроган!емъ скрытаго страха взглянулъ на загрязненнаго, малорослаго, но коренастаго челов$ка...“ Это Пушкинъ. Со страха царь только и нашелся, чго сказать: „Ну, ладно, довольно ссориться... Мы больше не будемъ ссориться“. По томъ онъ спросилъ: „Можетъ быть, у тебя найдется въ карман что-нибудь изъ твоихъ произведенй. Я хочу посмотрЪть“. Это отзвукъ того извфстя, которое дошло до насъ, что у Пушкина было съ собой револющонное стихотворен{е, которое онъ обронилъ во дворцЪ. Воть во что оно превратилось, дойдя до Василя Каменскаго.

Дальше романъ развивается именно въ такихъ же лакейско-изысканныхъ выраженяхъ. Психоломя и факты по-