Zapiski Russkago naučnago instituta vъ Bѣlgradѣ

83

разительные. Геккернъ „стоитъ передъ Пушкинымъ на колЪняхъ и рыдаетъ, умоляя о прощен!и, упрашивая объ отсрочкЪ дуэли, ув5ряя о безумной любви Дантеса къ Екатерин$ Гончаровой“ и т. д. Пушкинъ, „какъ челов$къ высокой справедливости, сознавалъ, что не имфетъ права насильно помфшать увлечен!ю своей жены, ибо въ прошломъ самъ много и пылко горфлъ въ огн$ сердечныхъ успЪфховъ...“ Думаю, что на этихъ извлечен!яхъ спокойно можно сказать Василю Каменскому: „Прости на в$къ“. Ужъ не знаю, что лучше: глупая стряпня безграмотнаго писаря или дьявольская сть разныхъ „Дарииаковъ“.

Прямо ужасно, какъ глупы и невфжественны эти романы, какъ бФдна и наивна фантаз!я ихъ сочинителей, которые безъ всякаго смущеня придумываютъ р5зи Пушкина, Пиколая [, Бевкендорфа (всегда изображаемаго въ видЪ какого-то лакея и подобострастнаго царедворца) и т. д. Это самый грубый лубокъ. Иногда въ основЪ какихъ-нибудь характеристикъ или сценъ лежитъ подлинное событ!е, подлинная запись, но она по своему дополняется, искажается и приспособляется къ пониман!ю и умственному уровню сочинителя.

Нисколько не хуже, чфмъ творчество Василя Каменскаго, произведене И. Ф. Наживина, который творитъ съ быстротой моли. Романъ: „Во дни Пушкина“ (въ трехъ книгахъ 1930) представляеть ХХ! томъ собраня его сочиненй. Ясно, что на работу надъ этимъ „историческимъ романомъ“ авторъ никакъ не могъ употребить столько труда, сколько Толстой на „Войну и миръ“. Все это сшито у него на ОЪлую нитку, и шовъ выступаетъь довольно ясно. Претензи Ниживина куда больше, ч$мъ у Васил!я Каменскаго: тоть лержался болБе или менфе личности одного Пушкина и въ попыхахъ перескакивалъь отъ одного эпизода пушкинской б1ограф!и къ другому, тогда какь Наживинъ даетъ широкую картину эпохи, при чемъ весьма не благоволитъ и къ Александру Г и къ другимъ сильнымъ ма сего. Напр., „Александръ родился въ тЪ наружно блестяние годы, когда лживая, безстыдно развратная и ограниченная Екатерина уже подвела Россо вплотную къ кровавымъ пучинамъ Пугачевщины"“. Не лучше и Павелъ: „Превыше всего ставилъ торжество самовласт!я“. „И если любимицф боговъ ЕкатеринЪ случалось бивать своихъ фрейлинъ по щекамъ, то Павелъ не останавливался и передъ палками“. „Сперанский очень ограниченный, и потому чрезвычайно увЪренный въ себЪ“. И прочее въ этомъ родЪ. На этомъ фонЪ Пушкинъ, вольнолюбивый болтунъ, который „хохочетъ, какъ помфшанный, прыгаетъ, по своему обыкновен!ю бьетъ себя по ляжкамъ“. Вотъ онъ въ Тригорскомъ: разум$ется, поэтически настроенный авторъ никакъ не можетъ обойти Анны Кернъ. Она

6*