Zarя russkoй ženšinы : эtюdы

185 но слабоумнаго, родители задумали женить и „нашли дѣвушку, рѣшившуюся раздѣлить съ нимъ участь жизни. При вѣнчаніи Илья съ удовольствіемъ поглядывалъ на ■невѣсту и стоялъ въ церкви охотно. Начался брачный пиръ, пирующіе подвыпили. — „Мама, мама! — вдругъ, среди общаго веселья, раздается жалобный голосъ молодого. — „Что, дитятко?" — „Я этой дѣвки боюсь", заявляетъ новобрачный, указывая на сидящую рядомъ молодую. — „Что ты, что ты, родимый, она вѣдь не кусается". — „Нѣтъ, боюсь ее и убѣгу", — рѣшительно заявляетъ Илья, перескакиваетъ черезъ столъ (любопытно: эпическій, былинный жестъ!), бѣжитъ, взбирается на полати, прячется тамъ между мѣшками съ лукомъ и кричитъ: „И-ихъ, меня теперя чужая дгъвка не видитъ, на-ко‘‘, — выставляетъ кукишъ — „возьми, укуси!’*... (Стр. 368). Жена отъ этого пугливаго супруга, конечно, сбѣжала. Рекомендація Ильи слабоумнымъ не уменьшаетъ эндогамическаго значенія напавшаго на него страха предъ „чужой дѣвкой". Чердынецъ Пила Рѣшетникова и галицкій Петрунька іМаксимова тоже не очень умны. А въ украинской пѣсенной словесности можно указать юмористическую пѣсню, которой дѣйствующія лица нисколько не слабоумны, напротивъ остроумны, но — дѣвушка заманиваетъ сосѣда-казака на ночное свиданіе, а казакъ отказывается, говоря, что боится ея отца, матери, родныхъ, потомъ собакъ, кошекъ и, наконецъ, даже мышей! Это послѣднее признаніе выводитъ красавицу изъ себя: Колы мыші боісся, На воротях повісся! Цур тобі, не ході, Пек тобі, не любі, Трясця тобі! Этотъ атавистическій страхъ чужой женщины сохранился въ странныхъ свадебныхъ обрядахъ мордвы