--- i smolkli kolokola

24 вятся ея виду. Тѣ, что посмѣлѣй, вслухъ самому вдовцу высказываютъ свое сомнѣніе: — Не подождать ли съ похоронами? Но Африканъ Савичъ человѣкъ порядка. — Никакихъ отлагательствъ! Я приготовился къ похоронамъ, я потратился, у меня въ домѣ все вверхъ дномъ. Не могу и не могу. Власти? Но вѣдь нашъ же городокъ маленькій, тихонькій, заштатный. Можетъ власти понимали, что учителю духовнаго училища тяжело два раза въ жизни хоронить одну жену. Не вмѣшались. Схоронили... А хоронили у насъ въ городкѣ, можно сказать, парадно, опять подъ звонъ. Погребальный же звонъ былъ особенный, не похожій ни на какой другой: перезваниваютъ, переходя съ тона на тонъ, по-одиночкѣ, колокола, какъ будто охаютъ: — Охъ, охъ, охъ! А потомъ всѣ разомъ всхлипнутъ и снова: — Охъ, охъ, охъ! И такъ долго, пока покойника не донесутъ до его послѣдняго жилища — могилы... Еще часто бывало: среди ночи насъ будилъ монастырскій звонъ, какой-то опять особенный, звонъ Великаго Четверга. Тогда старуха няня Татьянушка поднималась съ постели, повязывая голову платкомъ, становилась передъ иконой, говоря: — Инокъ въ монастырѣ скончался. Скажите, дѣтки: „упокой, Господи, новопреставленнаго раба Божія". Перекреститесь!