Vъѣzdъ vъ Parižъ

125 кость, совѣсть... слава наша, Покойники..! Представьте,, живы они еще... и вдругъ бы, пришли бы къ нимъ и принесли прострѣленныя души, закричали: „да поглядите!! люди ужъ кричатъ по-птичьи!!., отзовитесь властно! Мы готовы, умремъ, вамъ пойдемъ на жертву, лишь бы услыхать... голосъ власти вашей, громкій голосъ, что „истина, добро и красота,“ о чемъ еще толкуютъ, — живы, сильны!' что вѣчное не умираетъ! И мы уйдемъ, спокойные...“• А они бы, наши-то... ни-какъ!?.. Такъ бы, промежъ себя..._ Или — про колесо Исторіи! вертится, а я — краснѣю!.. Нѣтъ, кущунство такъ говорить про нашихъ. Многое мнѣ здѣсь открылось. Глаза кривые?.. Прямыми насмотрѣлся, съ образцовъ музейныхъ переносилъ на все. Макарка мнѣ ихъ исправилъ. Раскопокъ теперь не нужно, все раскопалъ! Сижу въ музеяхъ и вспоминаю. Сны вижу... Соловьевъ недавно слушалъ. Безъ тревоги. И трель, слаба и коротка, и страсти нѣтъ той, и замиранье не выходитъ. Нѣтъ и посвиста раздольнаго, и поцѣлуйнаго разлива. Наши здѣсь не живутъ... остались тамъ. Пустымъ, оврагамъ поютъ по зорямъ. Іюль 1924. Ланды.