Rodnoe

-46 — Что-то ты заслабѣлъ больно скоро, Иванычъ... Ай болѣешь? Опять не слыхалъ Семенъ Иванычъ. Сказалъ: — Къ намъ, значитъ, опять... назадъ воротился... совсѣмъ... Сказалъ Данила Степанычъ, постукивая палкой, бодро: — Вотъ. И въ Москвѣ у меня хорошо, и здѣсь не плохо. Совсѣмъ—не совсѣмъ, а вотъ пообживусь, поотдохну... опять съѣзжу. Погодка-то!.. А вотъ я тебѣ ■травки дамъ, очень для груди полезно и для всего. Самъ пью, и доктора ничего... одобряютъ. Вотъ я тебѣ ужо .дамъ... — Ась? —■ Травки тебѣ пить дамъ! — крикнулъ Данила Степанычъ. — Совсѣмъ ты глухой сталъ! На сколько ты меня годовъ старше-то? — Да на сколько годовъ... Да, сдается, ты мене на годокъ постарѣй будешь... Мнѣ безъ году восемь .десятковъ, гляди, вотъ на Стрѣтенье... — Ну, это ты... не того... Ты меня на годъ, а то и болѣ старше! — Забылъ, можетъ... А Миколай-то Данилычъ какъ? При дѣлахъ все большихъ, сказываютъ... — Николя у меня... голова! Такіе дома закатываетъ!.. Теперь дома пошли-и... —- поднялъ Данила Степанычъ палку къ небу, — въ десять этажей! Накрутили мы съ нимъ... всего! — Большіе вы люди... бо-ольшіе стались... Далъ Господь!.. И было пріятно слушать Данилѣ Степанычу. Было пріятно, что кланялись проходившія мимо бабы, что прислушивалась къ его разговору, чуть пріоткрывъ дверь, старуха-сноха Морозова, что пріѣзжалъ поутру урядникъ поздравить съ прибытіемъ въ родныя Палестины и стѣснялся войти въ новый домъ, съ блестящими, какъ