Za rubežomъ : razskazы

25

— РазвЪ не узнаете? ВБдь мы съ вами вмБстБ 6Ъжали изъ Новороссййска.

— Ну конечно, конечно. Я брожу здфсь по переулкамъ и все’не могу найти адресъ знакомаго.

— А я здБсь живу. Знаете, что я дЪлаю? Служу въ „Кафе Марны“. Это совсмъ недалеко отъ порта. Заходите какъ нибудь выпить пива и потолкуемъ. Я помогу вамъ найти знакомаго. Скверно, знаете, здЪсь. Тоскливо очень. Ну заходите же.

Я объщалъ. И подымаясь въ гору среди согнутыхъ и обливающихся потомъ гамаловъ — носильщиковъ, среди залитыхъ солнцемъ улицъ, я вдругъ вспомнилъ холодную, темную ночь. -

Ш.

Въ холодномъ мракЪф декабрьскихъ дней, въ безпросвЪтной тьмЪ долгихъ зимнихъ ночей, вторую недЪлю катились наши вагоны въ Новороссйскъ. Прижатые другъ къ другу въ товарныхъ вагонахъ, полубольные и полугололные, мы ждали только одного, — моря и избавленя. А пофздъ часами стоялъ вь снфжной степи, уходилъ на станшяхъ на запасные пути, чтобы пропустить друг!е, переполненные иностранцами или вооружешемъ, теперь уже, можеть быть, безполезнымъ. На буферахъ и платформахъ — всюду вис$ли люди, похоже на испуганныя, отчаянныя тЪни, и странно было видфть подъ пушкой прикурнувшаго мирно ребенка. Мы р дко говорили другъ съ другомъ, да и говорить было не о чемъ. Какъ животныя, загнанныя въ тБсныя и холодныя клЪтки, мужчины и женщины жевали корки хлЪба или спали, прижавшись другъ къ другу и выскакивали изъ клЪтокъ на остановкахъ, не стБеняясь другъ друга ни въ чемъ. ИзрЪдка произносилъ кто нибудь съ невыразимой тоской:

— Господи, хоть бы доЪхать.

И опять наступало молчаше. Жуткое молчане, во время котораго животный страхъ смерти сверлилъ мозги.