Vъѣzdъ vъ Parižъ

104 со мой до... точки. Какъ тотъ почтенный географъ, который въ Америкѣ моетъ въ вагонах ъ окна, — въ газетахъ было! Онъ тоже дошелъ до точки. Пиголицы ли ему открыли, что пристойнѣй окошки въ вагонахъ мыть... У него тоже... одинъ безусый на его глазахъ дневникъ листикъ зн листикомъ отдиралъ и въ огонь швырялъ. И смѣялся. Все профессоръ забылъ, но не можетъ забыть, какъ шу душу рвали. Но... почему же онъ моетъ, въ Америкѣ?! Развѣ уже и тамъ..? А какъ же..? И вотъ, пиголицы и толкнули меня на мысли о.. человѣкѣ. Теперь, взъерошивъ душу и раздраживъ, я приступаю къ главному, къ чуду со мною и къ тѣмъ чудесамъ, которыя и доселѣ мнѣ открываются. Тутъ ужъ я по прямой дорожкѣ, кажется, выберусь. VII Здѣсь, въ Европѣ, я нѣсколько отдышался и получилъ какъ бы душевное разряженіе... Ну, да... именно разряженіе. Были во мнѣ заряды, — теперь разряженъ! Но чѣмъ же мнѣ зарядиться снова? И надо ли? Что-то я и своего голоса не слышу, и говорю и кричу, какъ въ вату, какъ на пенькахъ?.. Что-то я ничего не вижу, и плывутъ надо мною тучи, и въ вѣтрѣ сѣется пустота... Люди..? Люди — все тотъ же штампикъ, попроще и попрактичнѣй былой нашей интеллигенціи, и — пожестче. „Больные" вопросы у нихъ какъ бы уже рѣшены и сданы на храненіе. Кто-то, понятно, еще рѣшаетъ, еще продолжаетъ вопрошать океанъ и звѣзды, какъ гейневскій дуракъ, но, во всякомъ случаѣ, шуму нѣтъ, и большинство подвело итоги — или и безъ этого обошлось — и играетъ въ жизни пестро, по маленькой. Не то чтобы всѣ преферансику предались, а... рѣшающіе невидны въ разливанномъ морѣ суетливой „культурности". У насъ, какъ было? Равнинность, равнинность, а на ?ней какъ бы.., Гималаи! Мы же интенсивнѣйшей, интеллектуальнѣйшей жизнью жили!.. Даже самый захудалый