Zarя russkoй ženšinы : эtюdы

207 кое то любовное. А срокъ изгнанія — „покуда расцвѣтетъ сухая яблоня", „покуда песокъ взойдетъ" — тождественъ съ испытаніями, налагаемыми на кровосмѣсителей: „Поливай горѣлую головешку до тѣхъ поръ, покудова не выростетъ отъ нее яблоня'1... „Іди в сад„ там есть яблоня і від неі йде 7 одростків, зрубай ти іі, порубай на мілкІ часті, запалі... Та в цІй цеберці чоси дванадцать год воду, та поливай яблуню, пока вона одрасте и уроде". (Драгомановъ. Малор. нар, пред. и раз. 131). Это даетъ основаніе думать, что и грѣхъ изгоняемаго брата, вѣроятно, того же разряда, и „распрекрасная Елена дочь королева", упоминаемая въ нѣкоторыхъ записяхъодна изъ его сестеръ и, вѣроятно же, какъ водится въ эпическомъ порядкѣ, младшая, всегда болѣе любящая: Вотъ проходитъ тому ровно девять лѣтъ, На десятый то годъ сестры искать пошли. Какъ и старшая сестра въ морѣ щукою, А середня сестра въ полѣ соколомъ, А меньшая сестра въ небѣ звѣздочкою. Какъ и старшая сестра не видала брата, А середняя сестра услыхала брата, А меньшая сестра брата видѣла: На дикой на степи на саратовской Что убитъ то лежитъ добрый молодецъ. Схоронили сестры брата — полетѣли домой. (Соч. Якушк. 360 — 562). Возможно, что въ пѣснѣ сквозитъ одна изъ тѣхъ древнихъ драмъ, которыя молодежь эндогамическаго рода должна была переживать при переходѣ на эксогамическій строй, когда пріявшіе этотъ послѣдній родители начали удалять сыновей отъ привычной любовной близости къ сестрамъ. Прочность эндогамическаго преданія въ Сибири даже и въ позднѣйшихъ христіанскихъ вѣкахъ и не въ Яркинѣ какомъ нибудь, а въ краяхъ сравнительно культурныхъ,