Zarя russkoй ženšinы : эtюdы

208 порождала рецидивныя секты вродѣ „Девятинскаго толка", основаннаго въ концѣ ХѴП1 столѣтія посадскимъ человѣкомъ, странникомъ и скитальцемъ тюменскимъ, Михайловъ Васильевичемъ Девятинымъ и упрочненнаго его ученикомъ, крестьяниномъ Васильемъ Матвѣичемъ Гусевымъ (ум. 1805). Толкъ этотъ, хотя въ общемъ противобрачный, не только допускалъ кровосмѣсительныя связи, включительно до отца съ дочерью, но даже, будто бы, требовалъ ихъ, по завѣту, что „подобаетъ дѣлателю отъ плода своего вкусити". С. В. Максимовъ еще засталъ девятинскій толкъ распространеннымъ въ деревняхъ вокругъ Тюмени и даже въ самомъ городѣ. (С. В. М, И. Сибирь и каторга. 414). Любопытно, что тотъ же оправдательный мотивъ „дѣлателя и плода" мы находимъ въ боснійскихъ народныхъ разсказахъ объ инцестѣ. Судя по записямъ Крауса (I, 314— 325), порокъ этотъ нерѣдко замѣчается въ балканскомъ славянствѣ и, преимущественно, въ западной половинѣ полуострова. По крайней мѣрѣ, такъ было еще въ 60-хъ г.г. прошлаго столѣтія. Сербское и болгарское крестьянство относится къ кровосмѣсителямъ съ отвращеніемъ. Ихъ бойкотируюъ, доносятъ на нихъ властямъ и, въ случаѣ судебной безнаказанности, расправляются съ ними самосудомъ. У босняковъ и хорватовъ отношеніе легче, что доказываютъ не только цитируемыя Краусомъ уголовныя дѣла изъ практики маленькихъ хорватскихъ городовъ, но шутливый тонъ соотвѣтсвенныхъ народныхъ анекдотовъ. Въ этихъ послѣднихъ, впрочемъ, высмѣиваются, по большей части, цыгане. По приводимому Краусомъ свидѣтельству боснійскаго правительственнаго жандарма (при австрійской оккупаціи), въ славянскомъ населеніи края встрѣчается иногда грѣхъ „отцовщины", но никогда не было слышно, чтобы сынъ сожительствовалъ съ матерью. Цыганамъ приписываютъ и это. (Кгаизз. 1. 316 раз.). „Обычное право" Е. Якушкина, по вопросу о до-