Zarя russkoй ženšinы : эtюdы

222 ладъ. Мрачный грѣхъ кровосмѣшенія сына съ матерью показался волжанину слишкомъ невѣроятнымъ и отвратительнымъ для пѣсни, и онъ примирительно понизилъ степень родства до болѣе возможныхъ брата и сестры. Любопытно отмѣтить, что на этомъ предѣлѣ остановилось въ вопросѣ о кровосмѣшеніи воображеніе русскаго первобытнаго юриста. Церковный уставъ Ярослава преслѣдуетъ беззаконіе союзовъ въ близкомъ свойствѣ (блудъ одного мужчины съ двумя сестрами, двухъ братьевъ съ одной женщиною, съ мачехою), довольно снисходительно штрафуетъ за бракъ съ двоюродными („Аще ближній родъ поимется: митрополиту 8 гривень, а ихъ разлучити, а опитемью да пріимуть"). Но „аще кто съ сестрою согрѣшить", высшая и послѣдняя мѣра кары: „митрополиту сто гривенъ, а у вопитемьи и в казни по закону". Отцовщины и Эдипова грѣха Ярославовъ уставъ не предвидитъ вовсе. Очевидно они почитались невозможными. Равнымъ образомъ, тотъ же моральный предѣлъ останавливаетъ пѣвца былины о Суровцѣ-Суздальцѣ въ знаменитой запѣвкѣ, имѣющей несомнѣнно публицистическое значеніе: При царѣ Давидѣ Евсеевичѣ, При старцѣ Макарьѣ Захарьевичѣ, Было беззаконство великое: Старицы по кельямъ — родильницы, Чернцы по дорогамъ — разбойници, Сынъ съ отцомъ на судъ идетъ, Братъ на брата съ боемъ идетъ, Братъ сестру за себя емлетъ... Еще П. И. Якушкинъ, полемизируя съ П. А. Безсоновымъ, высказалъ справедливое мнѣніе, что въ этихъ мощныхъ стихахъ (Безсоновъ, съ поразительнымъ отсутствіемъ чуткости, принялъ ихъ за юмористическую запѣвку къ пародіи на Іерусалимскій стихъ!), „говорится про ужасное положеніе общества, погрязшее въ беззаконіи,